— Так закрыться, и все? — не понял Коркин.
— Не получится, — Она уже лезла на крышу. — И шуметь нельзя тут: дозоры собачников могут быть недалеко. Обозы сюда не суются, а которые суются, пропадают. И с машинами у переродков тут все отработано. Льют всякую дрянь на стекла. Ничего, прорвемся. Вот дальше будет трудней. Механик, держись чуть правее.
Справа здания были разрушены почти до основания. Только сотни через две шагов опять поднимались развалины в два, три этажа, а слева стояли серые мрачные гиганты, в которых и окна-то начинались не ниже, чем была крыша у мастерской Пустого, да и сами эти здания напоминали огромные мастерские.
— Скорее всего, какие-то заводы на окраине города, — заметил Пустой. — Я бы там полазил.
— Ну вот, — донесся с крыши голое Ленты, затем сверкнула или бесшумная молния, или луч ослепительного света, и в трех десятках шагов с высоты рухнуло и с тихим воем забилось отвратительное существо, напоминающее огромного паука с человеческой головой и множеством рук, ног и каких-то отростков. На камне расплескалась лужа отвратительно пахнущей жидкости, — Как запашок? — раздался сверху голос Ленты, — Это не дерьмо, но удовольствия от него не больше. Отмыться можно только горячей водой, но эта дрянь разъедает кожу. А вот и еще!
Следующая вспышка света повергла с высоты другого подобного переродка, разве только конечностей у него было меньше, но луч рассек пузырь с жидкостью еще в проеме окна, и она пролилась на всю высоту стены, вовсе накатив на отряд невыносимым запахом тлена и кислоты.
— И оружия не понадобится, — принялся чихать и плеваться Рашпик, — Дал понюхать — и жди, когда противник упадет. А сами-то, наверное, еще удовольствие от этого запаха получают?
— Пока все, — сползла внутрь Лента, когда еще трое паукообразных слетели вниз, а здание слева закончилось, сменившись чередой стальных ферм, на которых висели обрывки провода и куски труб. — Ну и славно, все одно только два заряда осталось.
— Как подзаряжаешь? — спросил Пустой.
— Электричеством, — Она спрятала за пазуху странный аппарат, напоминающий челнок с приделанной с одной стороны рукоятью, — Но с электричеством даже в городе проблемы — генераторов мало, так что Лот сделал мне адаптер. Пять-шесть часов в костре — и пару зарядов верну.
— Поможем с электричеством, — усмехнулся Пустой. — Хотя бы до шестой пленки. Кто такой Лот?
— После, — Она склонилась над плечом механика, — И зарядка после, и Лот. Это тот самый проводник. Странный. Вроде тебя. Сейчас бери вправо.
— Там же забор? — не понял Пустой.
Справа развалины сменились затянутыми бурьяном холмами, которые окружала серая ограда.
— Ударь не сильно — одна видимость, а не забор, — проредила Лента и усмехнулась, когда Филя уперся руками в панель приборов, — Не бойся, малец, я видела, как этот забор всадник прошибал, и лошадка бежала как ни в чем не бывало.
Филя не успел обидеться на «мальца», как сложенный из известняка заборчик рухнул, и вездеход покатил по ложбине между холмами, подминая высокий прошлогодний бурьян.
— Что за бугры в городе? — удивился Коркин.
— Песок, — объяснила Лента, — Тут река уже близко, на реке когда-то стояла драга, намывала песок. Песок грузился на баржу и ссыпался здесь. Продавали его, наверное. А теперь он уж бурьяном давно порос. Ничего, скоро минуем. Вон, уже пленку видно.
Филя тут же приник к стеклу, но, кроме сизых очертаний увалов в просвете, как сказал Коркин, бугров, ничего не разглядел.
— Пятая пленка белая, — объяснила Лента. — С небом сейчас сливается. А вот ближе к вечеру, когда солнце к горизонту пойдет, зрелище что надо. Искрится, словно драгоценными камнями выделана.
— Люди! — вдруг заорал Коркин.
В проплешине бурьяна ложбину переползали переродки. До пояса они были обычными людьми, разве только кожа их имела землистый оттенок, но ниже пояса их туловища обращались в сочлененные хвосты с иглами на конце. Двое были в рост человека, остальные, не менее десятка, казались их крошечными подобиями. Пустой заложил руль вправо, взрывая бурьян и поднимая столбы белого песка, обогнул процессию по склону.
— Пожалел, — с интересом посмотрела на Пустого Лента. — А они бы тебя не пожалели, забреди ты сюда ночью. Один ударом таким хвостиком — и…
— Конец прогулки, — усмехнулся Кобба в сторону побледневшего Рашпика.
— Поэтому отсюда собачники не будут нас ждать? — спросил Пустой.
— И поэтому тоже, — кивнула Лента. — Тут и другой мерзости достаточно — не только с увалов она приходит, ночью я бы и на гусеничном ходу сюда не решилась соваться, но днем можно.
— Стреляют, что ли? — усмехнулся, бодрясь, Рашпик.
— По-разному, — коротко бросила Лента и вновь наклонилась к самому уху Пустого, — Дорогу к мосту нам по-любому миновать надо, но с города на нее выходят три улицы. и все три выезда теперь перекрыты. Не суть важно кем: ордынцами, собачниками или переродками от Хоны, но один путь есть, который точно не перекрыт.
— И мы им теперь движемся, — понял Пустой.
— Угадал, — кивнула Лента. — Но есть одна сложность: стрелять нельзя. Хочется, но нельзя. Проехать придется через самое логово собачников. Я сяду на броне, меня тут всякий узнает, но стрелять не будем. До времени. Я скажу, как можно. Если поторопимся, ничто не спасет. Собачники ради своего главаря и под колеса прыгнут. Вместе с лошадьми. Завязнем.
— Так любят своего вожака? — удивился Пустой.
— Боятся, — рассмеялась Лента. — Ведь он слуга Галаду.