Блокада - Страница 44

— У него и без Бриши причины для слез найдутся, — ответил Пустой, — Не переманивай, Вотек, у меня помощника.

— Зачем тебе помощник, механик? — удивился старик, — С твоими умениями ты и без помощников не пропадешь. Кто учил обращаться с рубилом да с короткостволом?

— Не знаю, старик, — с досадой проговорил Пустой, — К дому твоему надо возвращаться?

— Нет, — замотал тот головой, — Не хочу. Все сгорело — что нутро болью полнить, и так полнее некуда.

Старика посадили между Сишеком и Коббой, он огляделся, по очереди кивнул Хантику, Рашпику и Файку, хмыкнул в ответ на кивок Коббы, а потом остановил взгляд на Ярке. Недотрога сидела напротив него, смотрела куда-то перед собой, но никого не видела. Вотек вздохнул, сполз с сиденья, встал на колени и, стиснув виски сборщицы ладонями, затянул заунывное бормотание-песню.

— Коркин, — позвал скорняка Пустой, — во-первых, забудь все, что я про тебя сказал внизу, во-вторых, не выворачивай шею, смотри вперед и вправо, а то на крышу сейчас полезешь.

Люк вновь был открыт, и отсек вездехода на ходу овевал ветерок. Не прошло и часа, как по левому борту опять показался Волнистый. Вотек оставил Ярку, которая заснула, положив голову на плечо замершему и надувшему губы Рашпику, и уставился в окно.

— Вон в том доме я родился, — прошептал он, ткнув в сторону мертвых домов пальцем.

Никто ему не ответил.

Пустой остановил вездеход на чуть приметной тропе в четверти мили от второй пленки. Она стояла зеленоватой стеной ветрослей. И тоже упиралась в небо.

— Ширина — пятьдесят шагов, — доложил Файк. — В пешем ходу пройти непросто. Прорубаться надо или протискиваться. Но опять же только днем. Ночью стебли у ветрослей словно стальные становятся, да и на иглы легко напороться.

— До ночи еще есть время, едва за полдень минуло, — кивнул Пустой, — Ладно, место открытое. Коркин, последи за горизонтом. Обед! Сишек, доставай свои запасы.

Коркин забрался на крышу вездехода, оглянулся. Солнце нагрело металл так, что сидеть на крыше было малоприятно, поэтому скорняк присел на один из ящиков, к которым пока безуспешно пытался подобраться Сишек. «А ведь до лета еще неблизко, только-только весна разгулялась, — подумал Коркин, — что-то дальше будет?»

Внизу зацокал Рук. Коркин улыбнулся, ящер вытягивал шею, словно хотел забраться к своему хозяину. Все-таки скорняк не мог воспринимать ящера как ящерку. Рук и Рук, а что там Кобба наговорил про зверя — пусть сам с этим разбирается. Хорошо еще, в деревне не знали, что Рук — это она: вовсе бы насмешками извели, особенно после смерти бабки.

Из машины медленно, словно все еще была в полусне, вылезла Ярка. Отошла на пару шагов и села на траву, словно обломками осыпалась.

— Коркин! — крикнул снизу Хантик, — На горизонт смотри, а не на Ярку. Насмотришься еще!

Коркин кивнул, скользнул взглядом к серо-зеленой стене второй пленки, подумал, что, верно, отсюда разлетаются по всему Разгону ветросли, обернулся к востоку. На горизонте росла точка.

— Сюда кто-то бежит! — заорал Коркин тут же, вспомнил про бинокль, приложил его к глазам и заорал еще громче: — Скачет! На лошади! На двух лошадях!

Через пятнадцать минут к стоянке отряда Пустого подкатил вспотевший Горник. Обе лошади — и та, на которой он сидел, и вторая, прихваченная под уздцы к седлу первой, — были в мыле.

— Вода есть? — спросил Горник.

— Держи, — бросил фляжку Хантик. — Или лошадям? Где разжился? Степные.

— Лошадям тоже, — оторвался от фляжки Горник, — но позже. Сразу нельзя.

— Что там? — спросил механик.

— Орда, — кивнул сборщик, — Язык знаю не очень хорошо, не все понял, но если хозяева этих лошадок не врали, то за вами послали три тысячи клинков. Остальные пошли вокруг Мокрени к дальним горам. Вроде как добивать светлых. И этих остальных очень много. Тысячи и тысячи.

— Не врали хозяева лошадок? — нахмурился Пустой.

— Не должны были… — Горник вытащил из-за пояса Широкий нож и с усмешкой облизал его лезвие, — Но уже не переспросишь. В расчете теперь?

— Я тебе и раньше говорил, что ты мне ничего не должен, — хмуро бросил Пустой.

— Ну мало ли. — Горник хлопнул ладонью по прикладу висевшего на плече ружья. — Хорошее ружье должно и стоить хороших денег. Или великих трудов. Ты бы поторопился, Пустой: по моим прикидкам, ордынцы как раз теперь подходят к первой пленке.

— Что им нужно от меня? — мрачно спросил Пустой.

— Не знаю, — пожал плечами Горник и посмотрел на механика с едва утаиваемой усмешкой, словно недоговаривал что-то, — Ты там у них кем-то вроде черного колдуна числишься. Оживляешь железо, разговариваешь с камнями. Или досадил какому-то их правителю. Думаю, что в любом случае тебе с ними брататься нельзя.

— Сам-то куда теперь? — спросил Пустой.

— Погуляю пока, — уверенно сказал Горник, — Не пропаду, не сомневайся. Только уж и ты не пропадай.

16

Механик не обсуждал с мальчишкой планов, но еще года полтора или два назад Филя понял: Пустой собирается в Стылую Морось. И все, что Пустой делал в эти два года, в понимании Фили свидетельствовало об одном — рано или поздно туда придется отправляться. Нельзя сказать, что Филю очень уж радовало предстоящее путешествие, но слишком огорчаться он тоже не собирался: ведь поход должен был возглавить именно Пустой, а не какой-нибудь Хантик или, трижды подпрыгнуть на одном месте, Сишек.

Так бы все и произошло, если бы не орда. Еще неделю назад Филя подумывал, что мастерскую бросать на произвол судьбы или на Сишека (что в представлении мальчишки равнялось одно другому) не следует, и может так случиться, что старшим в трехэтажной крепости останется именно он, но никаких планов на собственное, пусть и временное, возвышение не строил. Более того, Филя с интересом ждал заказанных Пустым лошадей, которых должны были пригнать купцы и для которых механик распорядился приготовить стойло на первом этаже мастерской. Однако судьба развернулась так, что вместо лошадей Филе пришлось заниматься вездеходом. Заниматься, покачивая головой и не сдерживая восхищенных возгласов. Когда Пустой намекнул Филе, что вездеход светлые оставили, скорее всего, не просто так и вовсе не для отправки на их базу своим ходом, мальчишка не поверил. Нет, светлые не могли оставить вездеход. Такими подарками не разбрасываются: ладно бы, если возле базы стоял десяток таких машинок, так ведь всего одна была, да и с той Вери-Ка пылинки сдувал. Однако в переделку вездеход Пустому светлые отдали. Неужели они не могли сами привести его в порядок? Ведь те же запчасти для замены электропривода на механику светлые делали по чертежам Пустого сами. Но если они сознательно отдали вездеход беспамятному селянину, каким бы отличным механиком он себя ни показал, то чего добивались? Посмотреть на то, как несколько лесовиков будут выпутываться из неприятностей? Ну так Пустой нашел и снял все, как он сказал, датчики и камеры. Или не все? А если не все — что светлые могут увидеть? Небритые и испуганные рожи чудом выживших селян? И как понять Пустого, который предположил, что светлые просто-напросто «изучают» Морось? Что такое «изучать»? Что ж тогда получается, что они и Пустого с компанией изучают? А может, и не отдавать им вовсе эту машинку? Хотя было бы еще что отдавать. Имелся же случай: пустил один бондарь в избу на постой трех лесовиков, проснулся утром, а избы нет — раскатали по бревнышкам и унесли. Шутки шутками, но за этими лесовиками…