— Да, — пробормотал Коркин. — Только что-то их не видно. Улицы пустыми были.
— Попрятались? — пожал плечами Кобба. — Может, они света боятся? Как беляки.
— Человека всегда видно, — поежился скорняк, — Он же дышит, ест, стирает белье, жжет огонь, живет, одним словом. А тут словно никто и не живет.
— А я есть хочу, — проворчал Рашпик. — Этот… Богл хоть угостит нас чем?
— Вряд ли, — пробормотал Пустой, отложил бинокль и медленно подал машину вперед. — Если только сам угостится. Нами.
Херест стоял в полусотне шагов и махал руками. Филя еще успел разглядеть, что лица переродков, придерживающих створки ворот, закрыты тканью, но вездеход уже въехал на небольшую пустынную площадь.
Почувствовав странный озноб, Филя потянулся к дробовику. Площадь оказалась рукотворной. Она образовалась из-за того, что по два дома с каждой стороны широкой улицы были разобраны до основания и, по всей видимости, пошли на строительство двух стен. Прочие дома были заложены камнем, за исключением узких бойниц. Сейчас из этих бойниц, как показалось Филе, на площадь смотрели стволы и острия стрел. Больше на площади не было ни души. Стояли пустые котлы, какие-то ящики, лежали груды мусора, ржавели остовы машин. И подпрыгивал на месте Херест с крошечным ртом и растопыренными руками. Пустой приоткрыл дверь.
— Где твой хозяин? — крикнул механик.
— Там! — отозвался Херест, показывая на одно из зданий, в основании которого тоже темнели массивные ворота. — Нам туда. Дафай! Саедем, отдохнем. Погофолим.
— Нет, — крикнул Пустой. И, прежде чем закрыть дверь, добавил: — Жду еще пять минут и считаю, что ты меня обманул. Пусть Богл идет сюда. Здесь поговорим. Если ему есть что мне сказать.
Херест кивнул и побежал прочь.
— Мне здесь совсем не нравится, — помрачнел Кобба.
— Эх, надо было взять с собой истукана молельного, — пьяно икая, расплылся в бессмысленной улыбке Сишек. — Хантику он удачу приносил.
— Я — не Хантик, — заметил Пустой и вновь двинул машину с места. — Филипп, готовь резак. Он под сиденьем. Будем прорываться. Такую воротину и на скорости не снесешь, а уж со старта намертво в нее упрешься. Стальные балки толщиной в ладонь, засов и того толще. Цепи идут по нижнему краю. Все на замках. Так что пропускать нас никто и не собирался. Под прикрытием вездехода рассеки сталь по створкам. Начни с цепей. Определишься на месте, но работай аккуратно, чтобы дыма не было. Выберешься через нижний люк. И ждите меня. Если что, Коркин, поднимешь на ладонь крышу, сам с ружьем — в люк. Главная цель — машины, если они у них есть. Вездеход не глушить. Пусть молотит. Филипп, приступишь, как я выйду из машины. Закончишь раньше меня — дашь короткий сигнал. Качнешь гидронасос. Понял?
— А ты где будешь? — напрягся Филя.
— Поблизости, — хмуро бросил Пустой. — Не волнуйся, далеко от машины не отойду. К нам гости. Нижний лепесток задней двери приоткройте на всякий случай.
Механик перешагнул через Филю и спрыгнул на закопченный камень. От приоткрывшихся ворот шли трое. Один из них был Херест, второй переваливался с ноги на ногу, напоминая огромный бесформенный шар, третий выглядел щуплым подростком с бледным, неясным лицом. Филя вытащил резак, щелкнул клавишей тестирования.
— Унесет, — проворчал Сишек, — Вот этот круглый, который на две головы выше Пустого, и унесет ящик. В одиночку. Смотри, какие ручищи. Кто из них Богл?
— Никто, — ответил Кобба. — Надо было не пойло глотать, а с пестряками говорить. Богл внешне ничем не отличается от обычного человека, разве только ростом больше в полтора раза и костлявый очень. И с мечом ловко управляется. Особенно когда разделывает мясо.
— Какое мясо? — не понял Коркин. — Что-то я пока что Ни одной коровы не заметил, да и камень кругом. Где тут ко- Ров пасти?
— Разве я что-то сказал о коровах? — поднял брови отшельник.
Филя рванул крышку люка, нырнул вниз, присадив сам себе резаком по колену, но не заорал, а, прикусив губу, пополз к воротам, в которые Пустой почти упер передок вездехода. От выщербленного камня пахло кровью и гнилым мясом. Камень казался жирным. Филя с трудом сдержал тошноту, бросил быстрый взгляд между колесами в сторону, разглядел Пустого, который все еще шел навстречу странной троице, и выполз к воротам. Они были сварены грубо, но на совесть, к тому же не раз подновлялись, хотя последние ремонты вряд ли были сделаны мастером: поверх склепанных полос наваривались какие-то бесформенные куски. Тяжелый засов лежал на крепких скобах и был ниже капота вездехода всего лишь на локоть. По нижнему краю воротин тянулась тяжелая цепь, почти вросшая в камень.
«Вряд ли они ходят через эти ворота, — понял Филя, — есть у них и другие ходы, точно есть. Поэтому и не волнуются, и не торопятся».
Однако мальчишке нужно было торопиться. Заряд, конечно, следовало экономить, но Филя решительно включил двойной режим: резки и отсоса. Резак чуть слышно загудел, мальчишка замер, огляделся, но возле самых ворот охранников не заметил. Филя вывел короткий и узкий луч и принялся резать звенья, каждое из которых весило не меньше набитого с вечера мешка. Металл поддавался неплохо, но все-таки успевал прогреваться, и дымить начинала уже земля. «Вроде как мотор парит», — успокоил себя Филя и, осадив ногой сразу два рассеченных звена, поднялся с резаком к засову. Бросил взгляд влево, вправо и замер. Со стены на него смотрел переродок. Он ничем не напоминал Хереста и вообще показался бы Филе обычным человеком, если бы не глаз. Глаз у него был всего один, но располагался он не там, где положено правому или левому глазу, а скорее в центре лица, и переносица огибала его по дуге с одной стороны. Переродок торжествующе ухмыльнулся и, вытащив из-за металлического ограждения ружье, приложил его к плечу и прищурился, явно намереваясь пристрелить мальчишку при малейшей попытке перерезать засов. И в то же мгновение вверху фыркнула тетива, и стрела разом лишила переродка зловещего прищура.