Блокада - Страница 29


К оглавлению

29

— Понял, — прошептал Филя.

— Вот-вот, — обиженно прогудел Ройнаг, — А то сразу: «Ройнаг! Наверх!» Не можешь забыть мне приклеенной тарелки?

— Давай, парень, — подтолкнул Филю Пустой, — До Мороси где-то с миль пять. Кое-что я тебе уже объяснял, садись за управление. Посмотрим, на что ты годен.

Филя с трепетом уселся на центральное кресло, нащупал ногой педали, которыми Пустой заменил сенсоры, вцепился в рулевое колесо.

— Спокойно, — ободрил его Пустой. — Двигатель не глушили? Не глушили. Ставь правую ногу на левую педаль. Про левую ногу вообще пока забудь. Теперь тяни колесо на себя. Слышишь щелчок? Переноси ногу с левой педали на правую и легонько дави. Давай-давай, не стесняйся.

Филя надавил на стальной прямоугольник и почувствовал, как огромная машина оживает под ним. Восторг охватил мальчишку! Он нажал сильнее, и вездеход двинулся с места.

— Я не верю собственным глазам! — пролепетал Ройнаг за спиной мальчишки.

— Напрасно, — пресек развязный тон сборщика Пустой, — Хотя в Мороси, я слышал, разное бывает.

— Разное, — прошептал продолжающий дрожать Файк, — Часто глазам надо верить в последнюю очередь. Чего новенького сообщил Горник? Если, конечно, это не секрет.

— У Горника всегда одни секреты, — захихикал Хантик.

— Секреты есть у каждого, — согласился Пустой, продолжая следить за действиями Фили, — Но не в этот раз. Горник обошел все лесные деревни и заимки. Предупредил лесовиков. Они решили пережидать орду на окраине Мок- рени.

— В Морось, значит, не хотят? — растянул губы Хантик.

— Они привычны к ядовитому туману, а лошади ордынцев его не перенесут, — отрезал Пустой.

— Жаль, что я не привычен к ядовитому туману, — вздохнул Хантик, — А Горник что же?

Механик не ответил.

— Значит, все-таки пойдет орда в Морось? — пробормотал вдруг Коркин.

— Думаю, да, — ответил Пустой.

— А какая она, Морось? — спросил Коркин.

— Глаза протри! — захрипел, забился в спазмах Файк. — Вон она. Перед тобой.

11

Филя остановил вездеход в полусотне шагов от ограды светлых. Коркин посмотрел на мальчишку, который судорожно тискал рулевое колесо и сдувал капли пота с верхней губы, открыл дверь и вслед за Пустым спрыгнул с подножки. Из-под ног взметнулась серая пыль.

Вездеход замер на полосе безжизненной земли. Она тянулась вдоль леса и уходила за горизонт в обе стороны. По ее противоположному краю через каждые двадцать — тридцать шагов стояли металлические столбы. Высотой они вряд ли превышали десяток локтей и ничем не напоминали ни ограды, ни какого бы то ни было препятствия. Каждый столб заканчивался поперечиной, но все они были развернуты как попало — вдоль линии, под углом, поперек. Металл покрывала рыжими хлопьями ржавчина, на поперечинах развевались обрывки ветрослей.

— Не поднимай пыли, — предупредил Коркина Пустой, — Если на этой полосе ничего не выросло за тридцать пять лет, без яда тут не обошлось.

Коркин поправил подсумок с патронами, который съезжал с плеча, подумал, что надо будет как-нибудь подвязать его к поясу, нащупал приклад ружья у правого бедра и вдруг понял, что перед ним в какой-то полусотне шагов — Стылая Морось. Пригляделся и даже протер глаза, потому как за столбами тянулся обычный прилесок. Кое-где торчали раскидистые дубовники, но между ними всюду, насколько хватало глаз, росли обычные кусты мелколесья. Только чуть дальше, милях в трех или четырех, все плыло, словно из белесого с зелеными прожилками ветрослей неба сам собой пылил дождь. Или стоял туман, поднимаясь до уровня облаков. Коркин оглянулся. Филя по-прежнему сидел за управлением, на крыше вездехода стоял Рашпик, Сишек облегчался у заднего колеса.

— Ты смотри! — проворчал Сишек, завязывая штаны. — Все иглами усыпано. Знамо дело, ветросли-то из Мороси плывут. Что же их тут никто не поднимает?

— Ничего не трогать! — предупредил Пустой, настроил какой-то прибор на запястье, похожий на таймер Коркина, и пошел к столбам.

— Рыжий из Квашенки как-то набрал тут игл, — подал голос с крыши вездехода Рашпик, — Говорили ему: ничего нельзя поднимать на полосе, тут даже зверье дохнет. А грибы и ягоды не стоит собирать ближе пары миль отсюда. Нет! Иглы хорошие, каленые. Жене отдал. А через месяц — ни жены, ни Рыжего, ни деток его. Словно порча какая напала!

— А я и не беру ничего, — поспешил объясниться Сишек, — Что теперь? Разуваться, перед тем как в машинку-то вернуться?

— Нет, — отозвался от столбов Пустой, — Но в машину пока не лезь. По травке пройдешься полсотни шагов — потом залезешь. Коркин, тебя тоже касается. Рашпик! Оставайся на крыше, только сядь на ящик и держись за поручни. Филипп! Подавай на меня медленно!

Филя кивнул и двинул вперед вездеход. Коркин шел рядом с огромными колесами, которые приминали сухую землю, и думал, что, если орда захочет найти Пустого, затрудняться ей не придется. Вот он, след. А уж если вездеход по кустам двинется, так еще и просеку за собой оставит…

— Весна! — расплылся в улыбке Сишек, теребя в пальцах веточку кустарника. — Листочки молодые, липкие. Такие в брагу хорошо бросать. Дух от пойла будет стоять, как будто в траве перед покосом облегчиться присел.

Филя остановил вездеход у первого же дубовника. Коркин шагал по колее, оставленной колесами, и не мог отделаться от странного чувства, что его обманули. Чем отличался этот перелесок от того, что тянулся от Квашенки?

— Не работает. — Пустой щелкнул прибором, махнул рукой Рашпику, — Блокада светлых, перегнуть ее пополам. Слезай. По местам.

29